Глава 21 Проблемы судебной системы

Российская судебная система далека от идеала. Некоторые её недостатки я уже описал в главе «Правоприменение»: многословность и бессодержательность решений, противоречивость практики, бардак с публикацией решений и т. д. Но есть и другие вещи, о которых стоит сказать отдельно.

Сразу отмечу, что перечисленные ниже проблемы не являются однородными. Упорядочить их в стройную систему сложно, поскольку одни проблемы являются разновидностью или следствием других. Кроме того, некоторые проблемы касаются только гражданского процесса, другие – только уголовного, а третьи – всего сразу. Наконец, одни проблемы – сущая мелочь на фоне других.

Тем не менее, расскажу вкратце о пороках судебной системы, которые сильнее всего мешают гражданам отстоять их права и законные интересы.

Технологическое отставание

Российские суды в технологическом отношении все ещё находятся в XX в. и даже немного в XIX в. Интернет, сканирование изображений, средства аудио- и видеозаписи, цифровая подпись – все эти изобретения суд в своей работе использует слабо. До недавнего времени вообще всё делопроизводство происходило в бумажном виде. Документы нужно было приносить в суд в виде стопки бумаг, хотя большинство из них – копии, не имеющие юридической силы. Только с начала 2017 г. появилась возможность подать исковое заявление в электронном виде, но и это новшество работает с перебоями.

А все свои документы суд, в основном, производит на бумаге. Представим, например, что судья решает не начинать процесс, так как заявитель не приложил важный документ. Такое промежуточное судебное решение называют «определением» (в данном случае – «определением о приостановлении дела»). Казалось бы, можно выложить определение на сайте суда, чтобы заявитель его прочитал, тут же нашёл и отсканировал нужный документ и прислал в суд по интернету. Но так просто всё не работает. Заявитель должен поехать в суд, пойти к помощнику судьи или в канцелярию, отстоять очередь, получить определение, прочитать, что именно от него требуют, поехать домой или на работу, найти этот документ, сделать его ксерокопию, привезти обратно, отстоять очередь в приёмную и сдать. В итоге вместо пяти минут человек может потратить половину дня.

Взаимодействие с людьми при помощи интернета в судах налажено плохо. Вообще, у каждого суда есть сайт, где он должен размещать полезную информацию: время и место судебных заседаний, тексты решений и т. д. Однако многие суды этого не делают, поэтому обычно всё равно нужно звонить в суд и выяснять, к какому судье попало ваше дело и когда будет заседание. Это всё отнимает лишнее время как у работников суда, так и у заявителей.

Отсутствие аудиозаписи процесса

Судебные заседания в России проходят так, словно звукозапись ещё не изобретена. Секретарь судебного заседания составляет так называемый «протокол судебного заседания» – текст, в котором указано, кто и что сказал во время заседания. Естественно, информацию туда заносят в сокращённом виде и с многочисленными искажениями, в том числе по указанию судьи. Если судья ведёт себя грубо, прерывает выступающих, отказывает им в каких-то законных требованиях, всё это, скорее всего, не будет отражено в протоколе. Возможно даже такое: свидетель говорит одно, а в протоколе записано нечто прямо противоположное. Или такое: суд на последнем заседании объявляет одно решение, а потом в письменном виде выпускает другое.

При этом ввести систему аудиозаписи судебных заседаний несложно и недорого. Разумеется, следует исключить возможность внесения искажений: микрофон в каждом зале должен быть подключён к единой системе, а аудиозапись нужно сразу передавать в централизованную базу данных, где с ней может ознакомиться участник процесса либо вышестоящие инстанции.

Пока аудиозапись обязательна лишь в арбитражном и административном процессе. Было бы хорошо распространить эту практику на другие виды судопроизводства.

Бессмысленные обязанности и запреты

Кодексы, регулирующие порядок судебного заседания, содержат много не очень осмысленных правил. Например, в начале каждого заседания судья скороговоркой знакомит участников дела с их правами и обязанностями. Звучит это примерно так: «Лицаучаствующиевделеимеютправознакомитьсясматериаламиделаделатьвыпискиизнихсниматькопиизаявлятьотводыпредставлятьдоказательства...» ну и так далее. Дело в том, что судья обязан это сделать согласно ст. 165 ГПК РФ.

Думаю, раз уж человек пришёл в суд, он примерно представляет свои права и обязанности. Судье лучше не тратить на это время, а приступать сразу к разбору дела.

Другой момент – судья должен уходить для вынесения решения в так называемую «совещательную комнату». Это словосочетание имело смысл в советские годы, когда решения выносили судьи и народные заседатели (двое представителей общественности). Им действительно нужно было отдельное помещение, чтобы там посовещаться. Сегодня же большинство дел в первой инстанции судья рассматривает один. Но если он вынесет решение в зале заседания либо если в комнату, где он думает над решением, кто-то зайдёт, это считается нарушением. При обжаловании в апелляции такое решение должны отменить (п. 7 ч. 4 ст. 330 ГПК РФ).

Многие юристы полагают, что судья может никуда не ходить, а прямо в зале заседаний включить компьютер, свериться с законодательством, провести необходимые расчёты и вынести решение. «Гораздо важнее добиться того, чтобы на судью не оказывалось постороннего влияния при принятии им судебных актов, – пишет Антон Иванов, бывший председатель ликвидированного Высшего Арбитражного суда. – Тайна совещания судей этому никак не помогает, но и не мешает. Влияние на судью может оказываться и чаще всего оказывается до начала судебного заседания, а не тогда, когда он находится в совещательной комнате» (Закон.Ру).

Есть много других правил, которые вроде бы сильно не вредят, но по мелочам усложняют жизнь судей и участников процесса. Было бы хорошо упразднить их и разрешить суду больше времени уделять разбору дела, а не бессмысленным ритуалам.

Проблемы с уведомлением сторон

Серьёзная проблема российского правосудия – процедура уведомления сторон. Вы можете подать в суд на какого-то человека или организацию, но нужно сообщить им о времени и месте судебного заседания. Мало сообщить – надо иметь доказательства того, что сообщение получено. Иначе ваш оппонент может проигнорировать суд, а потом обжаловать решение, сказав, что не знал о заседании и поэтому не смог прийти.

Суд выбирает наименее эффективный способ – отправлять уведомление о времени заседания (т.н. «повестку») с помощью «Почты России». Как известно, эта организация работает медленно и не очень надёжно. Почтальон не вручает письмо человеку напрямую, а только кидает в почтовый ящик извещение с предложением прийти за письмом. И если человек знает, что его ожидает судебный процесс, он может просто не забирать такие письма. В итоге возникает задача: как сообщить человеку, что его ожидают в суде, и при этом иметь доказательства, что он эту информацию получил.

Для сравнения – вот как организован этот процесс в других странах: «В Германии работает специальная служба приставов, которая повестку несет, вручает, при этом еще фотографирует весь процесс, чтобы никто не смог отрицать факт извещения. То есть не получить повестку невозможно» (Б.А. Горохов «Трудовые споры. Чему не учат студентов»).

Впрочем, не обязательно ехать в Германию. В России во второй половине XIX в. – начале XX в. доставлением повесток как раз занимались судебные приставы и полиция. Интересующиеся могут почитать ст. 275-308 «Устава гражданского судопроизводства», принятого в 1864 г. Так что достаточно вспомнить отечественный опыт и воссоздать его с учётом современных условий: в частности, снабдить пристава портативным видеорегистратором, который фиксировал бы всё происходящее (в том числе отказ человека принять повестку).

Забюрократизированность судебного процесса

У неюриста словосочетания «уголовное дело» или «гражданское дело» может вызвать такой образ: набитый людьми зал суда, напряжённое заседание, допрос свидетелей, возгласы «я протестую!», гул среди зрителей и другие красочные моменты, знакомые нам по американским фильмам.

У российского юриста эти словосочетания вызовут более скучную ассоциацию: одна или несколько толстых папок с бумагами.

Уголовное или гражданское дело в России – это, прежде всего, не процесс и не заседание, а набор определённых бумаг. Именно с ними работает судья и на их основании выносит решение. Как шутят юристы, «прокурор и адвокат – это участники процесса, которые мешают судье спокойно прочитать собранные по делу документы».

«Главным основанием для принятия судьей решения является не ход судебного заседания (происходящее в зале), а уголовное дело – заранее собранные, подготовленные и даже проинтерпретированные доказательства, факты, описанные и задокументированные строго определённым образом. Как показал опрос почти 2000 судей, проведённый Институтом проблем правоприменения, средний российский судья тратит на изучение материалов дела всего лишь вдвое меньше времени, чем на проведение судебных заседаний. Каждый четвёртый судья работает с материалами столько же или больше времени, чем тратит на заседания» (К. Титаев, М. Шклярук «Судебный процесс как работа с бумагами»).

Письменное судопроизводство – одна из особенностей российского правосудия, которая делает процесс менее эффективным и справедливым. Особенно это касается уголовного процесса. Там следователь ещё до суда допрашивает свидетеля так, как считает нужным. Он не встречает возражений, если задаёт некорректный и наводящий вопрос или прямо внушает свидетелю нужные показания. Свидетель подписывает протокол допроса, и этот документ становится одним из доказательств в уголовном деле. После этого показания свидетеля в суде уже почти ничего не значат.

При этом в большинстве стран свидетельские показания имеют значение, только если произнесены в судебном заседании. Так считает и Европейский суд по правам человека (см. постановление ЕСПЧ от 25 апреля 2013 г. по делу «Эркапич против Хорватии», жалоба N 51198/08). Ведь только во время заседания прокурор, адвокат, подсудимый или потерпевший могут задать свидетелю дополнительные вопросы, поставить его слова под сомнения, что-то уточнить и указать на противоречия в показаниях.

Письменный процесс облегчает работу судьи, но лишает его стимула выяснять истину. Судья получает папку с набором правильно оформленных бумаг и может даже не вникать в суть уголовного дела. Ведь следователь уже оформил все документы и даже подготовил обвинительное заключение, где подробно расписал, что сделал обвиняемый и чем это подтверждается. Достаточно лишь переписать обвинительное заключение в приговор и назначить наказание.

В гражданском судопроизводстве эта проблема стоит не так остро – всё-таки людей не сажают в тюрьму из-за набора бумажек. Однако суд по гражданскому делу в качестве доказательств тоже предпочитает письменные документы и враждебно относится к любым другим.

Юристам иной раз нужно сильно изворачиваться, чтобы подтвердить письменным документом какой-то очевидный факт. Вячеслав Оробинский в книге «Чему всё ещё не учат на юрфаке» приводит пример, когда в арбитражном суде нужно было доказать, что фирма (его клиент) провела работы по благоустройству территории. Казалось бы – можно привести свидетелей, сделать фотографии или видеозапись объекта. Судья может даже приехать на место и посмотреть воочию на спорный объект. Но нет: «В законе нигде не сказано: «Доказывать сдачу работ нужно только бумажками». Нет такой нормы. Нигде. Но... за годы работы это правило сложилось... на уровне практики». В итоге Оробинский ухитрился оформить в городской администрации справку о том, что «действительно ООО произвело работы по благоустройству на такой-то территории». Суд принял это доказательство и решил дело в пользу фирмы.

Будет лучше, если суд начнёт активнее использовать другие доказательства: показания свидетелей, аудио- и видеозаписи, фотографии. Пусть их сложно подшить в папку с делом, но участник процесса должен иметь возможность продемонстрировать в суде аудиозапись с диктофона, видеозапись со смартфона или переписку в соцсети, а судья или его помощник обязаны в случае необходимости выехать из здания суда на место, где находится спорный объект, и зафиксировать нужные факты. Теоретически судья и сейчас может это сделать (ст. 78 АПК РФ, ст. 58 ГПК РФ), но на практике этим никто не занимается.

На мой взгляд, нужно вменить в обязанность судьи принимать все доказательства и подробно прописать порядок их предоставления в тех или иных случаях. Это поможет сторонам подтвердить факты, которые с помощью письменных документов доказать сложно или невозможно.

Загруженность судов однотипными спорами

Российские суды перегружены делами. Из-за этого рассмотрение споров затягивается на месяцы, а судьи тратят минимум времени на изучение каждого дела.

Загруженность судов обусловлена несколькими причинами.

Первая причина – противоречивость судебной практики. Из решений по аналогичным спорам часто невозможно понять, в чью пользу суд может решить дело и какую сумму он взыщет с нарушителя.

Приведу наиболее яркий пример. Российские суды завалены тысячами простейших дел с такой фабулой: строительная компания сдала дом с опозданием и должна выплатить клиентам («дольщикам») неустойку. Размер неустойки за каждый день просрочки указан в ч. 2 ст. 6 ФЗ «Об участии в долевом строительстве...». На руках у клиентов есть договор с обещанной датой окончания строительства и акт приёма-передачи квартиры (опять-таки с датой). Нужно только посчитать количество дней и умножить её на неустойку, указанную в законе. Дело проще некуда.

Однако строительная компания обычно не выплачивает деньги сама, а ждёт, когда «дольщик» обратится в суд. Дело в том, что суд, как я уже рассказывал в главе «Каучуковые нормы», обычно снижает размер неустойки, применяя ст. 333 ГК РФ. Если бы он её просто снижал, это было бы полбеды. Главное – невозможно предсказать, насколько именно он её снизит. Строительная компания каждый раз надеется, что суд срежет неустойку побольше, а «дольщик» – что поменьше.

Было бы проще, если бы Верховный суд и областные суды дали чёткие указания: например, «неустойку нужно снижать в два раза» или «выплачивать не больше ста тысяч».

То же самое касается норм о компенсации морального вреда, размере алиментов, расходов на судебного представителя и многих других случаев. В судебных решениях просто пишут «с учётом всех обстоятельств размер компенсации морального вреда составляет...», а дальше – любая понравившаяся судье цифра. Поэтому в аналогичных ситуациях люди не понимают, какое решение вынесет суд, и не могут без него разрешить свой спор.

Вторая причина загруженности судов – невозможность оценить платёжеспособность ответчика до суда и проблемы с исполнением решения после суда. У любого практикующего юриста наберутся десятки решений, вынесенных в пользу его клиентов, которые никогда не будут исполнены. Даже после суда нарушитель может избежать наказания, переводя деньги со счёта на счёт и переписывая имущество на другие физлица и юрлица. Но если бы он знал, что наказание неизбежно и что проще решить конфликт мирным путём, то, конечно, не доводил бы его до суда.

Здесь, правда, сложно придумать простой способ решения проблемы. В идеале судебные приставы-исполнители должны работать чётко и эффективно, взыскивая с должников требуемое имущество и возбуждая уголовные дела против злостных неплательщиков. А пока приставы делают это плохо, мне приходит в голову такой алгоритм: каждый может подать в службу приставов предварительную заявку – есть ли шансы взыскать что-то с должника. При плохом раскладе приставы ответят: нет, на счетах у него ничего нет, а нам будет лень выполнять свою работу и искать у него имущество. Тогда человек сразу поймёт, что судиться бессмысленно, и не будет загружать суд своим делом.

Третья причина – многие решения по закону может принять только суд. Например, дело о разводе при наличии несовершеннолетних детей должен разрешить суд, даже если супруги обо всём договорились. Любое малейшее сомнение в законе чиновник предпочитает разрешать в суде, чтобы потом не возникло сомнений в его честности. «Очень много споров в суде, а другого способа (разрешать конфликт) оно (государство) не установило. Настолько боится своих чиновников, что не даёт им права решать эти вопросы, – рассказывает судья районного суда в книге «Российские судьи. Социологическое исследование профессии» под ред. В. Волкова. – Если у тебя в приказе написано «актёр», а в списке должностей, которые дают право на досрочную пенсию, написано «артист», это должен суд устанавливать, что он имеет право, будучи актёром, на эту пенсию».

Четвёртая причина – представители государства любят судиться в тех случаях, когда обычный человек не стал бы этого делать. Чиновники будут взыскивать в суде копеечные суммы, а прокуроры – обжаловать любой мягкий и тем более оправдательный приговор. Дело в том, что их рабочее время оплачивает бюджет, и они не думают о своей экономической эффективности.

Сотрудники Института проблем правоприменения установили, что по многим делам представители государства выигрывают меньше, чем государство тратит бюджетных денег на судебное разбирательство. «Исследование показало, что около 7% дел, рассматриваемых арбитражным судом, будучи инициированы госорганами, представляют собой псевдозаявления, подаваемые для соблюдения ведомственных правил и улучшения отчетности. Общий доход государства от разрешения таких дел составляет не более 0,6% от общих затрат на содержание арбитражной системы (то есть стоимость одного дела может быть в 10 раз меньше, чем стоимость его рассмотрения)» («Исследование работы российских арбитражных судов методами статистического анализа», А. Дмитриева, К. Титаев, И. Четверикова).

Можно привести много других причин загруженности судов, но, если суммировать, общая причина одна – неразумная и неэффективная работа суда и других госорганов. Они не делают разрешение споров осмысленным и предсказуемым.

Из-за всего этого российские суды завалены кучей однотипных дел. Судьям крайне редко попадаются споры, где нужно проявить хорошее знание права и неординарный подход к делу. Всё это приводит к интеллектуальной деградации и превращению судей из вершителей правосудия в бюрократов, бесконечно штампующих похожие решения.

Отсутствие пунктуальности

Из предыдущего пункта логически следует другая проблема – заседание почти никогда не начинается вовремя. Если вам назначили заседание на 13.30, не думайте, что вы успеете сходить в суд во время обеденного перерыва. Скорее всего, заседание начнётся на 1-2 часа позже, и лучше освободить от важных дел всю вторую половину дня.

«Мы опросили практикующих юристов, как долго им приходилось ждать начала судебного заседания, – пишет интернет-портал Право.Ру. – «До сих пор помню случай в одном из районных судов Москвы: процесс был назначен на 09:30, а в зал суда я зашла только в 17:30. Таким образом, провела в ожидании восемь часов», – сообщила адвокат Анастасия Брайчева. «Мой личный рекорд – восемь часов ожидания в Замоскворецком районном суде города Москвы (дело было назначено на 09:30). Чуть меньше было в Таганском», – вспоминает Расторгуева. «Я ждал восемь часов в Мособлсуде. Результат – отложение дела», – заявил главный научный консультант компании «Юридическая служба столицы», к. ю. н. Дмитрий Ястребов» (Право.Ру).

Сделать суд более пунктуальным вряд ли удастся без его разгрузки. Но можно было бы уже сейчас облегчить жизнь участников процесса. Например, на сайте суда можно вывесить список дел на сегодняшний день, обновлять его после завершения каждого заседания и автоматически перераспределять время, к которому следует явиться конкретному заявителю. Тогда бы все участники процесса видели, когда им нужно прийти, и не проводили лишние часы в суде.

Неудобный режим работы

Работа суда в России строится по принципу «не суд для граждан, а граждане для суда». Суды работают только в будние дни в рабочее время. В результате работающим гражданам надо отпрашиваться с работы, чтобы попасть на рассмотрение своего дела.

Конечно, по многим делам в суд ходят не граждане, а их представители. Но тем, кто судится с кем-то сам, будет сложно совмещать судебный процесс с работой.

Между тем, ничто не мешает в зависимости от пожеланий заявителей сдвигать режим работы некоторых судей с рабочего времени на вечер (например, на промежуток времени с 16.00 до 24.00) или переносить их смену на выходные. Тогда люди смогли бы без проблем посетить все нужные судебные заседания.

Аналогичным образом все дела с участием присяжных заседателей можно рассматривать в выходные или в будни в вечернее время, чтобы не отрывать присяжных от работы.

Хамство и грубость работников суда

В российском обществе мало уважения к окружающим и много агрессии, и суд не является исключением. Многие судьи и их помощники промолчат в ответ на ваше «здравствуйте» или «до свидания», могут криком поторопить вас или уйти выносить решение, не дослушав объяснения сторон.

Это всё может напугать заявителей, особенно тех, кто редко бывает в суде. Не бойтесь – это не всегда значит, что судья хочет вам зла. Просто здесь такая манера общения. Классик по этому поводу писал: «Если тебе открыто не хамят, значит дело будет решено в положительном смысле. И даже когда хамят, еще не все потеряно. Поскольку некоторые чиновники хамят автоматически, рефлекторно» (С. Довлатов «Ремесло»).

Разумеется, не все судьи бестактны и хамоваты. Есть среди них и вполне нормальные люди, которые общаются вежливо и дружелюбно. Но в целом культура российских судей соответствует среднероссийскому уровню, который можно ежедневно наблюдать в общественном транспорте, госучреждениях, поликлиниках и школах.

Формализм при вынесении судебных решений

Российский суд часто смотрит лишь на формальные критерии. Суду важен не дух (как защитить справедливость), а буква закона. Слово «справедливость» в судебных решениях вообще практически не встречается, хотя это понятие – ключевое в юриспруденции.

Возьмём распространённую ситуацию – человек берёт в банке ипотечный кредит. При заполнении анкеты ему подсовывают бланк, где, среди прочего, предлагают присоединиться к программе страхования жизни и здоровья. Сотрудник банка намекает или прямо говорит, что в противном случае кредит не дадут. Человеку нужен кредит, а банк может отказать любому без объяснения причин. В этой ситуации человек, поддавшись уговорам сотрудника банка, ставит нужную галочку, и в итоге платит несколько десятков тысяч рублей за не нужную ему страховку.

Те, кто читал закон РФ «О защите прав потребителей», может вспомнить ч. 2 ст. 16, которая запрещает «обусловливать приобретение одних... услуг... обязательным приобретением иных ... услуг» и обязывает исполнителя возмещать потребителю все понесённые из-за этого убытки.

Применима ли к нашей ситуации эта норма? Разные суды по-разному решали этот вопрос, но в последние годы почти все отказывают потребителям. В судебных решениях пишут, что раз кредитный договор не обязывает замёмщика покупать страховку, то и навязывания нет. «При заключении истицей с ОАО «Сбербанк России» кредитного договора на нее, помимо ее воли, не были возложены обязательства по страхованию и оплате денежных средств... поскольку она была поставлена в известность о том, что заключение кредитного договора не зависит от наличия либо отсутствия факта ее включения в указанную программу страхования...» (Апелляционное определение Хабаровского краевого суда от 30.09.2015 по делу N 33-6170/2015).

Таким образом, банки могут и дальше навязывать заёмщикам страховку, а те должны её оплачивать. Лично мне кажется, что банк де-факто заставляет человека оплачивать эту услугу и должен вернуть её стоимость. Если суды начнут принимать подобные решения, банки быстро перестанут этим заниматься.

И только если юристы банка по глупости включат такое требование непосредственно в кредитный договор («заёмщик обязан подключиться к программе страхования...»), тогда суд признает эту услугу навязанной. То бишь суду в идеале нужно, чтобы нарушитель в письменном виде подтвердил, что он нарушает закон: мол, «я, вопреки требования статьи такой-то такого-то закона, требую то-то и то-то».

Неэффективный механизм исполнения решений

Сторона, проигравшая гражданское дело, должна добровольно исполнить судебное решение. Однако в большинстве случаев этого никто не делает. На моей памяти такое случилось лишь один раз. Строительная компания из Подмосковья после суда сама связалась с нами, попросила выслать банковские реквизиты и через несколько дней перечислила деньги.

Но в большинстве случаев всё выглядит следующим образом. Вы должны пойти в суд, отстоять очередь и получить исполнительный лист (ИЛ) – документ, подтверждающий обязанность перечислить вам деньги по решению суда. Потом вы либо отправляете исполнительный лист в банк, где открыт счёт проигравшей стороны (и банк обязан перечислить вам указанную сумму), либо передаёте его судебным приставам и ждёте, чтобы они что-то взыскали.

А проигравший участник дела всё это время спокойно ждёт. Ведь его никак не поощрят за добровольное исполнение и никак не накажут за неисполнение. Так зачем проявлять инициативу? Вдруг ему повезёт, и вы умрёте через неделю: тогда платить не придётся. В этой ситуации ничего не делать – наиболее разумная стратегия.

Было бы лучше стимулировать людей к исполнению решений. Могу предложить такой вариант. Во-первых, обязать всех в исковом заявлении с денежными требованиями писать свои банковские реквизиты. Во-вторых, обязать судью сразу выносить в письменном виде резолютивную часть решения (т.е. документ о том, кто и кому сколько должен, включая сведения о банковских реквизитах выигравшей стороны), выдавать её копии сторонам и публиковать в тот же день на сайте суда. В-третьих, обязать проигравшую сторону выплачивать деньги выигравшей стороне в течение недели после вступления решения в законную силу, а в противном случае начислять неустойку за каждый день просрочки.

И всё – большинство платёжеспособных организаций и людей будут платить вовремя, людям не придётся ходить и оформлять исполнительный лист, искать чужие банковские счета и носить заявление на исполнение в банк. Также это разгрузит работников суда, которые сейчас должны оформлять исполнительные листы почти по всем делам с денежными требованиями.

Непрозрачный отбор и субъективность при назначении судей

Во многих странах работа судьи – это вершина юридической карьеры. Считается, что человек должен накопить опыт, чтобы судить других людей. У нас всё проще: многие не заканчивают, а наоборот – начинают свою карьеру с должности судьи.

В России человек может стать судьёй, если он старше 25 лет и имеет стаж юридической работы не менее 5 лет (п. 4 ч. 2 ст. 4 ФЗ «О статусе судей в РФ»). Кроме того, его кандидатуру должны одобрить председатель суда, правоохранительные органы и президент. Такое требование очень легко выполнить помощникам судей и секретарям судебных заседаний. Обычно это молодые девушки, которые заочно учатся на юрфаке, подшивают дела, помогают судье оформлять документы и писать судебные решения. Они получают очень низкую зарплату и работают только ради одного – чтобы через несколько лет самим стать судьями. Действующие судьи видят усердие своих помощников и, конечно же, впоследствии помогают им получить заветную должность.

Сегодня это самый распространённый вариант судебной карьеры. «Эксперты... считают пагубной для правосудия сложившуюся практику рекрутинга судей, в основном из аппарата судов: доля судей с таким опытом работы за 15 лет выросла в 5-6 раз, в 2014 году она составила около 80%, а еще около 20% перешли на работу в суды из органов прокуратуры» («Новая газета»).

Таким образом, судейское сообщество, в основном, воспроизводит само себя. Судьями работают те, кто не видел ничего, кроме суда, и чей опыт ограничен работой с другими судьями. Ещё какое-то количество судей – это бывшие сотрудники прокуратуры. А из университетов, адвокатуры, юридических фирм, общественных или коммерческих организаций в суды почти никто не попадает: к таким людям относятся с подозрением и редко назначают судьями.

Подробнее о процедуре назначения судей читайте доклад Института проблем правоприменения «Как обеспечить независимость судей в России». Ниже я перескажу оттуда некоторые вещи и приведу несколько цитат.

Итак, процесс назначения судей прописан в законе РФ «О статусе судей в РФ» и в общих чертах выглядит следующим образом.

Если в каком-то суде появилась вакансия, председатель суда сообщает об этом в квалификационную коллегию (это специальные органы судебной системы, которые, среди прочего, назначают или увольняют судей). Квалификационная коллегия объявляет об открывшейся вакансии, и формирует комиссию, которая принимает экзамены у претендентов. Экзамен состоит из заданий с развернутыми ответами, так что возможна субъективная оценка его результатов. «... экзамен устроен так, что вместо того, чтобы оценивать профессиональные знания судьи, судье предлагается подготовить черновик процессуального документа... Причем этот документ, как правило, оценивается не только с точки зрения содержательной, но и с точки зрения оформления... В результате создается ситуация, в которой огромное преимущество имеют работники аппарата суда».

По итогам экзамена квалификационная коллегия рекомендует одного или нескольких претендентов на должность судьи.

Но дальше кандидату нужно пройти ещё несколько фильтров.

Первый фильтр – проверка в правоохранительных органах. Здесь отсекаются претенденты, у которых есть родственники с судимостью или другие неблагонадёжные связи. «Прокуратура сама участвует в этих проверках, что позволяет отфильтровывать представителей профессиональных групп, от которых прокуроры не ждут «понимания» своих интересов – адвокатов и юристов с опытом работы в частных компаниях».

Второй фильтр – это председатель суда, в котором была открыта вакансия. Закон почему-то требует согласовать с ним предложенную кандидатуру (ч. 9 ст. 5 закона РФ «О статусе судей»). Правда, если председатель суда не согласен, то квалификационная коллегия может преодолеть его вето двумя третями голосов. Но судьи не любят тратить время попусту, поэтому обычно предлагают тех, кто не вызовет возражений у председателя суда. Скорее всего, таковыми будут люди, работавшие в том же суде секретарями и помощниками. Так председатель суда становится фактическим работодателем будущих судей, а в суде складывается клановая система, где одни люди зависят от других.

Третий фильтр – кадровые структуры при Верховном Суде (управление кадров). Роль этой структуры «остается неясной, что само по себе о многом говорит – в одной из ключевых процедур в стране присутствует этап, о котором практически ничего не известно».

Наконец, четвёртый фильтр – это президентская комиссия. Дело в том, что большинство судей в России назначает президент (ч. 2 ст. 128 Конституции РФ). Разумеется, президент не может рассмотреть кандидатуру каждого судьи. В итоге он только подписывает указы об их назначении, а параллельно возникает структура, которая подменяет его в принятии решений – Комиссия при президенте РФ по предварительному рассмотрению кандидатур на должности судей федеральных судов. Она без объяснения причин может отказать любому претенденту. Причём – внимание! – в этой комиссии большинство обычно составляют представители исполнительной власти (высокопоставленные сотрудники ФСБ, МВД, Генпрокуратуры и т. д.). «Получается, что руководство исполнительной власти страны, включая представителей силового блока, назначает российских судей. Иными словами, структуры, регулярно выступающие в качестве стороны в уголовном, административном и гражданском процессах имеют возможность подбирать себе удобных судей».

Через эти фильтры не проходят 10-20% претендентов (К. Титаев, И. Григорьев «Тайна судейского кресла»), так что в итоге остаются лишь люди, приемлемые для властей, чья лояльность начальству не вызывает никакого сомнения. Кроме того, эти люди обычно не имеют никакого серьёзного жизненного и юридического опыта и знают, в основном, лишь то, как правильно оформлять и подшивать судебные документы.

Большинство исследователей предлагает в связи с этим повысить требования к возрасту и стажу судьи, сделать более открытой и понятной процедуру назначения судей и лишить президента, председателя суда и других людей права отклонять неугодные кандидатуры.

Один из вариантов – внедрение демократических механизмов в процесс назначения судей. В частности, жители соответствующих судебных участков могут сами избирать мировых судей и судей районных судов из числа кандидатов, имеющих юридическое образование и сдавших тестовый экзамен на знание основ права.

Это, конечно, лишь один из вариантов реформирования судебной системы, есть и другие. Главное – необходимо создать совершенно другие принципы назначения судей, которые с самого начала будут обеспечивать их независимость и компетентность.

Зависимость судей от судейского начальства

В России есть ряд проблем с независимостью судей. Каждый судья в своей работе вынужден учитывать мнение самых разных субъектов: председателя суда, судей вышестоящих инстанций, следователей, прокуроров и чиновников. Все они при желании могут создать для него большие проблемы. В итоге судья старается работать так, чтобы не вызвать их недовольства.

Больше всего власти имеет председатель суда. Вообще, председатель суда по закону отвечает в основном за хозяйственные и организационные вопросы. Но по факту он превратился в своеобразного «директора суда» – его мнение будет определяющим при приёме судьи на работу, он может снизить или увеличить зарплату судьи или испортить его карьеру. Председатели судов назначаются вышестоящим судейским начальством и становятся своеобразными надзирателями над судьями соответствующего суда.

Другая «группа давления» – вышестоящие судебные инстанции и уже упомянутые квалификационные коллегии. Против каждого судьи можно в любой момент начать так называемое дисциплинарное производство. Суть в том, что за определённое нарушение судью можно снять с должности. «Это может произойти, если судья нарушил, например, какую-то норму Кодекса судейской этики, – пишет бывший судья КС РФ Тамара Морщакова. – Правила этого Кодекса, общие и неопределенные, можно использовать для привлечения к ответственности практически любого судьи».

Проблема кроется в самом принципе формирования судебной системы. Сейчас судей высших судов назначает президент с согласия Совета Федерации, а всех остальных судей (в том числе судей областных судов, председателей районных судов и т. д.) – президент по предложению различных органов судебной системы.

То есть судебная система формируется сверху вниз: вначале президент подбирает себе удобных судей в высшие суды, а затем президент и высшие суды подбирают себе удобных подчинённых. В результате главными двигателями карьерного роста судьи становятся не профессионализм и авторитет, а добрые отношения с судейским начальством и исполнительной властью.

Решить эту проблему помогло бы внедрение демократических механизмов. Про выборы судей нижестоящих инстанций я уже написал. Также самим судьям нужно дать право избирать председателя соответствующего суда (либо вовсе ликвидировать эту должность). А судей вышестоящих инстанций (в том числе судей Верховного суда) могут, например, избирать судьи нижестоящих инстанций. В общем, лучше, если судьи будут больше зависеть от мнения населения и равных им по статусу судей, чем от исполнительной власти и начальства.

Обвинительный уклон

Принцип независимости судов и разделения властей говорит о том, что судья должен относиться одинаково как к государству и его представителям, так и к обычным людям или частным организациям. Однако по факту судья больше симпатизирует госслужащим и госорганам, а в споре человека с государством гораздо чаще занимает сторону последнего.

Особенно ярко это видно на примере уголовного процесса: независимо от наличия доказательств, суд почти всегда принимает сторону обвинения, а вынесение оправдательного приговора – это экстраординарное событие. Такое явление называют «обвинительным уклоном» российского правосудия.

Если брать только дела публичного обвинения (т.е. дела, где человека в преступлении обвиняет государство, а не частное лицо), то российские суды каждый год оправдывают не более 1% подсудимых. Для сравнения: в странах Западной Европы доля оправдательных приговоров – 5-10%; в дореволюционной России – 15-20% («Как обеспечить независимость судей в России»).

Выносить обвинительные приговоры судья вынужден по нескольким причинам. Во-первых, любой судья прошёл фильтр председателя суда, правоохранительных органов и комиссии при президенте. И если бы он предыдущей жизнью показал, что любит спорить с начальством, его бы вряд ли назначили на эту должность. Скорее всего, это изначально послушный и осторожный человек, знающий правила игры и не любящий конфликтов.

Во-вторых, любой оправдательный приговор вызывает скандал – он означает, что полицейские, следователи, прокуроры и их непосредственные начальники сработали плохо. А это лишение премий, выговоры и другие неприятности для множества людей. Стоит такому повториться несколько раз, как начнётся межведомственный конфликт: следователи и прокуроры пожалуются начальству, начальство пожалуется своему начальству, те пожалуются президенту, тот попросит работников своей администрации разобраться, те позвонят председателю суда и спросят: «Михаил Николаевич, что за любитель бандитов у вас выискался? Всех подряд отпускает на свободу!».

Конечно, в реальности этого не происходит. Судьи и так прекрасно знают правила игры и последствия их нарушения. Плюс конфликт можно решить на месте, без президента. Региональное полицейское руководство обычно дружит с областным судом, поэтому в апелляции и кассации оправдательные приговоры будут отменять, а судью вскоре лишат должности за «нестабильность судебных решений».

«Вышестоящее начальство оценивает судей по двум показателям: доля дел, рассмотренных в установленные сроки, и так называемый показатель стабильности судебных решений, – рассказывает социолог Вадим Волков. – Он рассчитывается как доля дел, решения по которым были отменены, к общему количеству рассмотренных дел (или к числу обжалованных решений). Но вышестоящие суды отменяют оправдательные приговоры в пять раз чаще, чем обвинительные. Шансов, что такой приговор устоит, мало, а что отменят и потом вызовут на квалифколлегию разбираться – много» («Коммерсант»).

Кроме того, загруженность судов и особое отношение к письменным доказательствам приводит к тому, что сторона обвинения всегда выглядит сильнее. Следователь и прокурор представляют в суд протоколы допроса, рапорты полицейских и многостраничное обвинительное заключение, где подробно расписано, что и как совершил подсудимый и какими документами это подтверждается. Всё это изначально выглядит более убедительно, даже если там написано что-то в этом роде: «Обвиняемый А. завладел двумя ноутбуками общей стоимостью 30 тыс. руб. в магазине «Техносила» путём обмана и злоупотребления доверием, передав кассиру 30 тыс. руб. с целью придать видимость законности своим действиям, и совершил таким образом преступление, предусмотренное ст. 159 УК РФ (Мошенничество)».

Судья не может просто написать: «сторона обвинения несёт бред, я признаю подсудимого невиновным». Нет, он должен написать решение с подробными и аргументированными возражениями. Конечно, это гораздо сложнее, чем просто согласиться со стороной обвинения. Поэтому судья идёт по пути наименьшего сопротивления: он переписывает в решении текст обвинительного заключения и определяет наказание. Получается полная противоположность принципу презумпции невиновности: человек по умолчанию считается виновным, а чтобы доказать его невиновность, нужно приложить очень большие усилия.

Что касается доводов защиты, то их судья обычно не исследует и не принимает во внимание. Пример того, как пишут приговоры по уголовным делам – в репортаже портала Право.Ру о деле предпринимателя Алексея Козлова: «Приговор Козлову построен по следующей схеме: в нём подробно изложены показания свидетелей обвинения, за исключением деталей, противоречащих выводам относительно виновности Козлова, а затем кратко пересказаны показания свидетелей защиты, также без анализа моментов, не укладывающихся в версию обвинения. Все приложенные к делу документы – многочисленные договоры, доверенности, уставы фирм, платежные поручения и так далее перечислены в приговоре в одном ряду. Далее следует лаконичный вывод о том, что все эти документы «в совокупности полностью подтверждают виновность подсудимого». Версию событий, предложенную стороной защиты, равно как и показания Козлова, суд расценил как «направленные на то, чтобы избежать наказания» (Право.Ру). Примерно по такой же схеме конструируются сотни и тысячи других дел в России.

В общем, судьи прилагают все усилия для того, чтобы избежать оправдательного приговора. Правда, это не обязательно означает, что человек сядет в тюрьму. Если судья не совсем потерял совесть, у него есть ещё несколько вариантов. В некоторых случаях возможно освобождение от наказания по причине примирения с потерпевшим или в связи с деятельным раскаянием подсудимого. Всё это не создаёт для судей лишней работы, а для следователей и прокуроров – выговоров и замечаний. Ещё можно признать подсудимого виновным, дать ему срок, который он уже успел провести под стражей, и тут же освободить.

Наконец, подсудимому почти всегда можно дать условный приговор. В этом плане Россия уникальная страна, потому что условные сроки у нас часто получают за очень серьёзные преступления. Например, в 2002 г. Мещанский райсуд г. Москвы признал красноярского предпринимателя Анатолия Быкова виновным в организации покушения на убийство и приговорил к шести с половиной годам условно («Ведомости»). Не совсем понятно: то ли Быков действительно невиновен, то ли у судьи были иные мотивы для гуманизма.

В общем, удивительно не то, что оправдательные приговоры выносят так редко. Удивительно, что у нас их вообще иногда выносят.

Без ликвидации обвинительного уклона в России невозможны ни развитие экономики, ни демократия, ни просто нормальная жизнь. Если против любого предпринимателя можно завести уголовное дело, которое наверняка приведёт к обвинительному приговору, то мало кто захочет вести здесь бизнес и создавать новые предприятия. Если по указанию властей можно посадить любого политика или активиста, мало кто захочет заниматься политикой и критиковать действующую власть. Наконец, если можно угодить за решётку случайно, как Владимир Макаров, судебная система просто представляет угрозу для любого жителя нашей страны.

Помочь ликвидации обвинительного уклона помогло бы введение демократических принципов формирования и работы судебной системы, о которых я уже рассказывал, а также повсеместное внедрение суда присяжных. На мой взгляд, вердикт по любому делу, где человеку грозит лишение свободы, должны выносить присяжные заседатели.

Лирическое отступление: педофил поневоле

Одно из ярких проявлений обвинительного уклона – дело москвича Владимира Макарова. В июле 2010 г. его дочь попала в больницу и сдала там анализ мочи. Врачи заявили в полицию, что нашли в анализах следы сперматозоидов. Следователи возбудили уголовное дело против отца девочки по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера в отношении лица моложе 14 лет).

При этом никаких других убедительных доказательств вины Макарова в деле не появилось: у девочки не обнаружили повреждений половых органов, повторные анализы не дали никаких результатов, а сама девочка, её мать и другие родственники отрицали факт педофилии. То есть не было никаких свидетельств того, что преступление вообще произошло (возможно, врачи ошиблись с анализами), и того, что в нём виновен Макаров. Даже следователь Владимир Бормотов, рассказывая впоследствии об этом деле журналистам, так и не привёл никаких прямых доказательств, а упирал больше на то, что Макаров вёл себя агрессивно и мешал следствию (МК).

Мне кажется, что доказательств вины Макарова было явно недостаточно, а любой здравомыслящий человек в этой ситуации оправдал бы его. Тем не менее, в сентябре 2011 г. судья Таганского суда Москвы Наталья Ларина признала Макарова виновным и приговорила его к 13 годам лишения свободы. 29 ноября 2011 г. Московский городской суд, можно сказать, сжалился, переквалифицировал обвинение на ч. 3 ст. 135 («Развратные действия») и снизил срок до пяти лет (Радио «Свобода»).

Об этой истории писали многие журналисты и юристы, подборку материалов можно посмотреть в блоге «Дело Макарова в вопросах и ответах».

Зависимость судей от крупного бизнеса

Проблема коррупции в российских судах стоит не очень остро. У судей высокая зарплата, за ними пристально следят, так что они редко выносят решение за деньги.

Тем не менее, судьи часто симпатизируют разным коммерческим организациям. Особенно это касается бизнеса, близкого к органам власти (например, строительных компаний).

Конечно, крупным фирмам не нужно договариваться с каждым судьёй. Достаточно лишь через систему неформальных связей выйти на судей областного суда и попросить их быть помягче с определёнными субъектами бизнеса. После этого областной суд будет в апелляционной и кассационной инстанции изменять соответствующие судебные решения, а нижестоящие суды быстро уловят изменение практики и начнут штамповать решения по-новому.

Также юристы замечают, что суд по месту нахождения крупной компании (там рассматривают большинство дел против неё) настроен к ней более благожелательно. Конечно, это не всегда говорит о коррупции. Может, дело просто в том, что юристы этой фирмы часто ходят в суд, их там хорошо знают и с пониманием выслушивают их аргументы. Тем не менее, это тоже снижает доверие к судебной системе.

«Есть в Екатеринбурге Кировский районный суд. Так получилось, что Росгосстрах зарегистрирован в Кировском районе, – пишет екатеринбургский юрист Кирилл Форманчук. – Большая часть исков рассматривается в этом суде. Я не намекаю на коррупцию, но по искам к Росгосстраху судьи безбожно лишают потерпевших неустоек и штрафов при рассмотрении дел. Весь суд обклеен календариками Росгосстраха. Про новогодние подарки и подарки к праздникам от Росгосстраха я уже и не говорю».

В связи с этим, если закон позволяет, лучше судиться с крупными компаниями не по месту их регистрации.

Неравенство подсудимых

Про неравноправие сторон я уже писал в главе «Правоприменение». Суды более снисходительны к представителям власти (полицейским, чиновникам, судьям), даже если те оказываются на скамье подсудимых.

Особенно хорошо судьи относятся к своим коллегам. Например, 29 декабря 2011 г. Усольский городской суд Иркутской области оправдал бывшего главу Черемховского райсуда Михаила Добринца. Его обвиняли в изнасиловании студентки-практикантки. Судья Людмила Борзенкова решила, что действия Добринца нельзя считать изнасилованием, поскольку он был пьян и не мог осознавать свои действия. Эта, конечно, была бы крайне продуктивная для насильников идея – напиться и насиловать того, кого хочешь. Но, к счастью, решение пересмотрели и со второй попытки судью всё же осудили. Приговор, правда, был сравнительно мягким – три с половиной года колонии общего режима (Право.Ру). Кстати, жертва изнасилования была племянницей вице-мэра города (NEWSru.com). Возможно, не имей она таких родственников, дело бы и вовсе замяли.

Другой пример – в январе 2011 г. Замоскворецкий районный суд Москвы вынес приговор по делу бывшего члена Совета Федерации Игоря Провкина. Его обвиняли по ч. 1 ст. 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера): он угрозами и насилием принудил к сексу 24-летнюю студентку, которую подвозил на машине. Судья Наталья Сусина за это преступление дала ему четыре года условно, то есть Провкин в итоге ни дня не провёл за решёткой (Лента.Ру. Московский городской суд в марте 2011 г. оставил приговор без изменения (Замоскворецкий райсуд).

Желающие могут поискать информацию по аналогичным делам в отношении министра обороны Анатолия Сердюкова, чиновницы из того же ведомства Евгении Васильевой, мэра Химок Олега Шахова и многих других высокопоставленных представителей власти, которые получили условные сроки или очень мягкое наказание.

Все эти странные приговоры – следствие зависимости суда от исполнительной власти и других проблем, перечисленных выше. Соответственно, решение этих проблем должно привести также к равноправию подсудимых при вынесении приговора.

Деградация процесса обжалования судебных решений

Апелляционная и кассационная инстанции были созданы, чтобы оградить людей от судебного произвола, но в России с этим всё не очень хорошо. Редко какой судья в апелляции и тем более кассации подробно изучает дело, выслушивает аргументы сторон и что-то меняет в решении суда первой инстанции. Как правило, судья задаёт пару вопросов, выходит на полминуты, возвращается и объявляет, что ничего менять не нужно.

Теоретически суд апелляционной инстанции должен проверять как фактическую, так и правовую сторону дела. Однако у нас апелляция, в основном, ограничивается ключевыми юридическими моментами. И для изменения решения нужна совсем уж выдающаяся некомпетентность суда первой инстанции.

Мосгорсуд (Московский городской суд) за своё нежелание разбираться в сути дела и бездумное штампование решений получил от юристов прозвище «Мосгорштамп». Типичный процесс рассмотрения дела в «Мосгорштампе» описывает юрист Николай Морозов:

«Проходит почти 15 минут, дело доложено и начинаются объяснения истца. Он просит обратить внимание судебной коллегии на те или иные обстоятельства апелляционной жалобы, пытается подчеркнуть те или иные моменты, но коллегию, как мы это увидели, мало интересовало это. Председательствующая судья [Любовь Деднева] начинает в это время что-то говорить на ушко докладчику, что-то показывает на листке бумаги, видно, что болтовня истца явно раздражает её. Другая судья Лобова Л. В. словно спит, настолько она нам показалась безучастной...

После 1-2 предложений ответчика в объяснениях, председательствующая судья, пропуская стадию исследования доказательств, начинает сразу прения. Это так быстро произошло, что у нас всех прямо конфуз случился. Странно, ведь истец заявлял об исследовании доказательств и на стадии ходатайств, и на стадии объяснений ... Далее уже случился понятный для нас финал, судебная коллегия удалилась в совещательную комнату на 5 минут, даже не удосужившись взять три тома рассматриваемого дела, наверное, тяжёлые, для женщин-то таскать, и вынесла апелляционное определение об отказе в требованиях жалобы» (Закон.Ру).

Апелляционная и кассационная инстанции, как и суды первой инстанции, слабо объясняют мотивы принятия решений, а анализ доводов сторон часто ограничен фразами типа «аргументы К. не нашли своего подтверждения» или «возражения А. основаны на неверном толковании закона». Это свидетельствует о том, что вышестоящие инстанции часто не выполняют своих прямых функций.

Деградация суда присяжных

Суд должен быть отделён от других ветвей власти. Но даже в тех странах, где разделение властей реально действует, считается, что этого недостаточно. Ведь обвинение в суде часто представляет один и тот же районный прокурор, и он может подружиться с судьёй. Кроме того, судья подвержен обычным человеческим слабостям: он может быть ленивым и невнимательным или иметь предубеждение против конкретного подсудимого.

Чтобы преодолеть эти минусы, был создан замечательный правовой институт – суд присяжных. Суть его в том, что на территории работы суда по жребию выбирают двенадцать обычных граждан, которые должны прийти в суд, выслушать всех участников и решить, кто прав, а кто виноват.

Зачатки суда присяжных появились ещё в Древних Афинах, но в современном виде он возник в Англии, после чего распространился по всему миру. В большинстве стран присяжные разбирают лишь уголовные дела, хотя в США они участвуют и в гражданском судопроизводстве.

Присяжные не выносят решения целиком. В России, в частности, они лишь высказывают своё мнение по следующим вопросам (ст. 339 УПК РФ): а) что преступление действительно произошло; б) что оно совершено подсудимым; в) что подсудимый виновен в этом преступлении; г) (если ответы на все предыдущие вопросы положительные) есть ли основания для снисхождения. И если присяжные отвечают «да» на первые три вопроса, то судья признаёт человека виновным и назначает ему наказание. Таким образом, присяжные решают не юридическую, а фактическую сторону дела. Никаких специальных юридических знаний для этого не нужно, достаточно лишь немного совести и здравого смысла.

Перечислю основные преимущества суда присяжных.

Во-первых, представители общественности никак не зависят от следователей, прокуроров и судейского начальства. Решение по делу не повлияет на их карьеру, поэтому они могут оценивать аргументы обвинения наравне с аргументами защиты. Здесь состязание между сторонами проявляется в чистом виде – берутся двенадцать совершенно посторонних и никак не заинтересованных в исходе дела людей, которые разрешают спор. И если присяжные видят, что никакого преступления не было или что совершил его не подсудимый или что деяние не представляет никакой опасности – во всех этих случаях они, в отличии от судьи, могут спокойно оправдать человека. В частности, присяжные ломают устоявшийся обвинительный уклон российского правосудия и оправдывают подсудимого в 10-20% случаев (а обычный суд, напомню, менее чем в 1% случаев).

Во-вторых, само увеличение числа судей увеличивает и шансы на всестороннее рассмотрение дела. Это как если вместо одного детектива дело расследуют несколько – естественно, их эффективность будет выше. А в суде как раз происходит де-факто ещё одно расследование: взвешиваются доказательства и оцениваются показания свидетелей. И если один человек может не заметить какие-то детали и противоречия в показаниях, то у двенадцати людей шансов на это больше. Данный процесс хорошо показан в американском фильме «Двенадцать разгневанных мужчин» (12 Angry Men, 1957 г.).

Ульям Бернам в книге «Правовая система США» описывает психологические эксперименты, доказывающие преимущества коллективного интеллекта над индивидуальным. Даже группа людей со средними способностями значительно лучше справляется с анализом жизненных ситуаций, нежели умный одиночка. «Индивидуальные хорошие аналитики были введены в заблуждение своими эмоциональными реакциями, – пишет Уильям Бернам. – Члены групп плохих аналитиков также первоначально были введены в заблуждение, но каждый из них по-своему. В результате они смогли исправить все при групповом обсуждении. Те, кто пошёл в одном ложном направлении, были исправлены или сбалансированы теми, у кого была иная реакция на задание». Именно это и происходит в суде присяжных.

В-третьих, суд присяжных смягчает абсурдность и противоречивость законодательства. Парламент может принять глупый закон, но прежде чем посадить по нему человека, нужно убедить в необходимости этого ещё двенадцать независимых граждан. Я уже рассказывал, что людей в России могут осудить за высказывание своего мнения, за хранение ручек с видеокамерой и другие деяния, не представляющие никакой опасности. Думаю, что по этим делам любой суд присяжных вынес бы оправдательный приговор. Соответственно, и полиция постепенно переключилась бы с предпринимателей, блогеров и случайных людей на воров, убийц и насильников. Помимо того, что невиновные люди перестанут попадать в тюрьму, это ещё и значительно улучшит эффективность расходования бюджетных денег.

В России суд присяжных первоначально появился после судебной реформы 1864 г. и просуществовал вплоть до самой революции 1917 г. Вновь он появился в 1990-х гг.: вначале – в нескольких регионах, а с 2010 г. – по всей России.

Но хотя формально суд присяжных у нас и существует, он почти никак не влияет на осуществление правосудия, поскольку применяется всего по нескольким статьям Уголовного кодекса.

Закон предполагает следующий механизм работы присяжных. По большинству статьей УК РФ судья в любом случае принимает решение один. И только по некоторым статьям подсудимый может попросить, чтобы его дело рассматривал суд присяжных. Это, в частности, дела, подсудные областному суду, за рядом исключений (п. 1 ч. 3 ст. 31, п. 2 ч. 2 ст. 30 УПК РФ).

Почти половина случаев, в которых подсудимый может просить о суде присяжных, – это разные экзотические преступления (вроде геноцида и экоцида), по которым почти никого никогда не судили. А из распространённых преступлений суд присяжных можно применять в следующих случаях:

ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство с разным отягчающими обстоятельствами, например, по мотивам расовой ненависти, или убийство двух и более человек и т. д.);

ч. 5 ст. 228.1 УК РФ (производство, сбыт или пересылка наркотиков в особо крупных размерах);

ч. 4 ст. 229.1 УК РФ (контрабанда наркотиков с отягчающими обстоятельствами, например, организованной группой или в особо крупном размере);

ч. 3 ст. 126 УК РФ (похищение человека с отягчающими обстоятельствами, например, совершенное организованной группой или повлекшее смерть потерпевшего)

ст. 209 (бандитизм, то есть создание устойчивой вооруженной группы в целях нападения на граждан или организации)

ст. 277, 295, 317 УК РФ (посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, судьи или следователя, сотрудника правоохранительного органа).

Вот, собственно, и всё. Большинство остальных преступлений – простое убийство, причинение тяжкого вреда здоровью, простое похищение, все виды половых преступлений, кража, грабёж, мошенничество, производство и сбыт наркотиков в любом размере, кроме крупного, и многие-многие другие преступления – все они не могут быть рассмотрены судом присяжных. Какой-либо логики – почему те или иные дела относятся к ведению суда присяжных – в законе не указано.

Количество статей УК РФ, по которым вердикт могут выносить присяжные, за последние пятнадцать лет постоянно уменьшалось. В 2008 г. из его компетенции изъяли дела о массовых беспорядках, терактах, захвате заложника, государственной измене, шпионаже. В 2013 г. из областных судов в районные перевели ряд дел (изнасилование, взяточничество, похищение и др.), и по ним, соответственно, тоже невозможно привлечь суд присяжных.

В итоге суд присяжных в России практически не существует. Так, в первом полугодии 2016 г. по всей стране суды вынесли решения по 488 262 уголовным делам (статистика Судебного департамента при ВС РФ). Из них судьи единолично вынесли 488 027 решений, коллегии из трёх судей – 116 решений, а суды присяжных – 119 решений. Таким образом, присяжные приняли участие в рассмотрении 0,023% уголовных дел. Для сравнения – в США сегодня суды присяжных рассматривают ежегодно более ста тысяч дел (Republic).

Лирическое отступление: неудобные присяжные

Главный принцип авторитарного режима – все решения должен принимать руководитель страны. И если сверху пришла команда посадить какого-то человека, вся правоохранительная и судебная система будет её исполнять. Однако суд присяжных мешает вести процесс по заранее задуманному сценарию, поскольку может вынести совсем другое решение.

Показательным примером стало дело Эдуарда Ульмана – командира группы российских спецназовцев, которые в 2002 г. расстреляли нескольких жителей Чечни во время военной операции. Их обвинили в убийстве и передали дело на рассмотрение Северо-Кавказского окружного военного суда.

Ульман и члены его группы рассказали, что сделали это по приказу начальства, руководившего операцией, причём несколько раз запросили подтверждение. В апреле 2004 г. коллегия присяжных оправдала обвиняемых, сочтя, что они не имели права нарушить приказ. Повторный процесс привёл к тому же результату – в мае 2005 г. присяжные вновь оправдали военнослужащих.

После этого был подан запрос в Конституционный суд, который вынес, на мой взгляд, очень странное постановление. КС РФ решил, что если присяжные не могут рассмотреть дело по месту происшествия (в Чечне), то присяжные не должны рассматривать его ни в каком другом месте, поэтому нужно передать дело профессиональному судье (постановление КС РФ от 6 апреля 2006 г. N 3-П).

В итоге дело передали обычным судьям, что привело к закономерному итогу. В июне 2007 г. Северо-Кавказский окружной военный суд в Ростове-на-Дону признал Ульмана и членов его группы виновными. Трое судей во главе с Николаем Гулько приговорили спецназовцев к лишению свободы на разные сроки (от 9 до 14 лет). Правда, командир группы Эдуард Ульман успел скрыться от суда и его местонахождение до сих пор неизвестно (Газета.Ру).

Почти в точности такая же история произошла с двумя другими офицерами российской армии. Сергей Аракчеев и Евгений Худяков в ноябре 2003 г. предстали перед присяжными в Северо-Кавказском окружном военном суде по обвинению в убийстве нескольких жителей Чечни. Присяжные посчитали доказательства неубедительными и в июне 2004 г. оправдали подсудимых. Из-за того, что состав присяжных был сформирован с нарушениями, процесс начали снова. Однако и новая коллегия присяжных в октябре 2005 г. признала их невиновными.

После этого Верховный суд использовал вышеупомянутое определение Конституционного суда по делу Ульмана, отменил приговор и направил дело на рассмотрение профессиональных судей. В итоге судья Владимир Цыбульник в декабре 2007 г. признал Худякова и Аракчеева виновными и приговорил их к 17 и 15 годам лишения свободы. Худяков, как и Ульман, скрылся от суда, а вот Аракчеев попал в колонию и вышел по условно-досрочному освобождению только в конце 2016 г. (Википедия)

Но даже ничтожное влияние суда присяжных в современной России пытаются ослабить всеми возможными способами. «Верховный суд выработал ряд доморощенных позиций, не имеющих не только исторических оснований в практике, например, Правительствующего Сената царской России, но и правовых аналогий в нынешнем мире, – пишет судья в отставке Сергей Пашин. – Например, от присяжных заседателей скрывают факты применения к обвиняемым пыток в ходе предварительного следствия. По мнению ВС, в их компетенцию не входит оценка, «даны ли показания по принуждению или без давления». Так, оправдательный приговор суда присяжных был отменен под тем предлогом, что подсудимый заявил: «На следствии я признался бы и в распятии Христа». ВС запрещает адвокатам «порочить доказательства обвинения»; привлекать внимание к преступному поведению пострадавшего; давать «субъективный комментарий» по поводу допущенных судом к оглашению протоколов и заключений, чтобы «изменить объективное отношение присяжных заседателей»; сомневаться в объективности следователя» (Forbes).

На мой взгляд, суд присяжных должен применяться по всем уголовным делам, где обвиняемому грозит лишение свободы в том или ином виде (включая ограничение свободы и обязательные работы). Ну и, конечно, влияние судей на присяжных следует ограничить, а свободу оценки доказательств – расширить. Пусть даже подсудимый заявит, что признание из него выбили: присяжные сами решат, верить ему или нет. Если есть другие доказательства его преступления и нет доказательств пыток, то, разумеется, его всё равно осудят.

При этом большинство дел, как и сегодня, можно будет решить без суда присяжных. Если подсудимый понимает, что доказательства его преступления бесспорны и присяжные всё равно признают его виновным, прокурор может предложить ему меньший срок, чтобы сэкономить деньги налогоплательщиков. Такое правило, известное в России как «особый порядок», а в других странах – как «сделка с правосудием» или «сделка о признании вины», будет реализовано в 90% случаев. А на рассмотрение суда присяжных поступят самые неоднозначные и сложные дела.

Лирическое отступление: сокращение кадров

Летом 2016 года Госдума приняла ФЗ «О внесении изменений в УПК РФ в связи с расширением применения института присяжных» (N 190-ФЗ). Закон предписывает создать коллегии присяжных не только в областных, но и в районных судах. Правда, прибавилось совсем немного новых статей Уголовного кодекса, подсудных присяжным: только ст. 105 УК РФ (убийство) и ч. 4 ст. 111 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего). Кроме того, сокращается число присяжных: в районных судах их будет всего шесть, в областных – восемь.

Многие юристы критически восприняли подобные изменения. «Мини-жюри из 6 человек (в райсуде) очень сильно повышают риски с двух сторон: на 6 человек гораздо проще влиять, чем на 12, кроме того, их гораздо проще подбирать», - считает адвокат Вадим Клювгант. «Все психологические исследования показывают, что уменьшение числа присяжных с 12 до 8 существенно сокращает объем их коллективной памяти и не позволяют им воспринять то, что было продемонстрировано в ходе исследования доказательств, а значит, и вывод будет не такой надежный, как при другом числе присяжных», - сообщает бывший судья Конституционного суда РФ Тамара Морщакова (Право.Ру).

Полностью закон должен вступить в силу в июне 2018 года.

Ложка мёда

Критиковать российский суд можно бесконечно. Об этом можно написать не главу, а целую книгу или даже поэму – о долгих стояниях в очередях, многотомных делах по простейшим спорам, равнодушных и грубых судьях, тысячах несправедливо осуждённых, всеобщей атмосфере уныния и беспросветности.

Но не нужно терять оптимизм. Даже нечестный, неэффективный и небыстрый российский суд иногда защищает права и законные интересы граждан. Если процесс не может испортить показатели полиции и прокуратуры, если в нём не затронуты интересы влиятельных бизнесменов и чиновников, если дело не слишком сложное (либо судья достаточно умён) – в этом случае вы вполне можете получить законное и справедливое решение.

Так что пытайтесь по максимуму использовать российский суд, если ваши права нарушены. Пусть не всегда, но очень часто с его помощью можно сделать что-то хорошее. Да, вероятность добиться справедливости – не 100%, а, например, 40%. Однако даже 40% – это лучше, чем ничего.

Лирическое отступление: судебная реформа

Российский суд можно сделать лучше. Единственное, что для этого нужно – желание руководителей страны (его ещё называют «политической волей»). Когда в 1864 г. в Российской империи началась судебная реформа, суды были ничуть не лучше нынешних. Однако всего за несколько лет благодаря группе юристов-реформаторов российский суд встал в один ряд с лучшими судебными системами мира.

Нет никаких непреодолимых препятствий к тому, чтобы повернуть российский суд лицом к гражданам. Все рецепты известны, многократно обсуждены юристами, социологами и политиками и опробованы в разных странах. И все эти реформы, повторюсь, при желании можно осуществить всего за несколько лет.

К сожалению, нынешнее руководство страны не пытается делать суд честным и справедливым, а напротив – превращает его в подконтрольное, необъективное и неэффективное учреждение. Причины этого лежат не в правовой, а в политической сфере. Просто авторитарный режим плохо сочетается с независимой судебной системой. Ведь если руководитель страны не может посадить любого человека, а любое незаконное решение президента и его подчинённых можно оспорить в суде, это сильно ограничивает их власть.

Поэтому нормальная судебная реформа в России, видимо, будет возможна только после смены политического режима с авторитарного на демократический.

Резюме

Российская судебная система имеет следующие недостатки:

- технологическое отставание (неумение и нежелание использовать современную технику);

- отсутствие аудиозаписи процесса, что повышает трудоёмкость фиксации хода судебного заседания и возможность фальсификации протоколов;

- бессмысленные обязанности и запреты, которые отвлекают судей и участников процесса от сути спора;

- плохо работающий механизм уведомления сторон, который часто позволяет участникам спора уклоняться от явки в суд;

- забюрократизированность судебного процесса, что выражается в особом внимании к письменным доказательствам и игнорировании всех других;

- загруженность судов однотипными спорами из-за противоречивости судебной практики и необходимости решать в судебном порядке многие простейшие вопросы;

- отсутствие пунктуальности в судебных заседаниях и неудобный режим работы суда;

- хамство и грубость судей и других работников суда;

- формализм при вынесении судебных решений, когда суду важен не дух (как защитить справедливость), а буква закона;

- отсутствие норм, стимулирующих проигравшую сторону самостоятельно исполнять решение;

- непрозрачный отбор и субъективность при назначении судей;

- зависимость судей от судейского начальства, исполнительной власти и крупного бизнеса;

- обвинительный уклон, при котором суд почти всегда принимает сторону прокурора и не выносит оправдательных приговоров;

- неравенство подсудимых, когда людям с более высоким социальным статусом выносят более мягкие приговоры;

- деградация процесса обжалования судебных решений, при котором апелляционные и кассационные инстанции плохо выполняют свою работу;

- деградация суда присяжных, из-за которой он не оказывает существенного влияния на российское правосудие.

От всех этих недостатков можно избавиться в течение нескольких лет, если руководство страны изъявит желание. Однако в условиях авторитарного режима честный и эффективный суд не нужен властям, поэтому до смены политического режима такие реформы вряд ли возможны.

Тем не менее, даже сегодня российский суд может быть полезным. Если на судью ничто не давит, он может вынести вполне законное и справедливое решение.